Если бы греческие левые, с 2009 года шантажировавшие партнеров по Евросоюзу выходом из зоны евро и даже из ЕС, знали, как сложно это на практике, политическая жизнь этой страны сильно изменилась бы. Великобритания — не Греция, и еще полгода назад никто не ожидал, что именно Соединенное Королевство станет первой в истории страной Евросоюза, которая задействует статью 50 Договора ЕС, посвященную выходу из союза. И главная проблема в том, что как это делать, никто не знает.
Накануне британского референдума 23 июня экспертные обзоры, посвященные гипотетическим последствиям Brexit, приходили к нам на корпоративную почту десятками в сутки. Financial Times в апреле даже выпустила статью-путеводитель по прогнозам развития экономической ситуации в случае выхода Великобритании из ЕС — в нем упоминалось более 200 исследований, предсказывавших что угодно — от мировой катастрофы до ускорения космических исследований. После 25 июня, когда итоги голосования стали известны, 99% аналитиков на всякий случай решили помолчать. Среди оставшихся 1% наиболее популярным словом является "крайняя неопределенность", которой и предполагается опасаться.
Основная проблема, в которую все упирается: Великобритания пока не только не вышла из ЕС, но еще не сделала ни одного юридического шага к выходу из ЕС. И поскольку со времен греческого шантажа 2013-2015 годов юристы Еврокомиссии вполне определенно выяснили, что исключить какую-либо страну из ЕС без ее воли и формального обращения в Еврокомиссию невозможно, то первая хоть какая-то определенность появится, когда новый премьер-министр Великобритании заявит совету министров ЕС о намерении страны вступить (согласно той же статье 50 Договора ЕС) в переговоры о выходе из союза. С этого момента и до завершения переговоров Великобритания остается частью ЕС, на переговоры отводится два года, после чего они могут быть продлены, а могут — и нет.Что изменится в ситуации с "российским бизнесом" в широком определении, если Великобритания выйдет из Евросоюза,— вопрос, ответ на который будет беспокоить всех крупных российских предпринимателей. Общий ответ на ближайшие месяцы — ничего нового, на ближайшие годы — ничего хорошего, на ближайшие десятилетия — вот тут русскому Лондону приходится крепко задуматься.
Собственно, в течение этих двух лет не будет происходить ровным счетом ничего — кроме определения того, каким будет новый статус экономических отношений ЕС и Великобритании. Именно экономических — сам по себе результат голосования на референдуме 23 июня, воля британских избирателей, будет выполнена именно в момент прекращения действия в Великобритании общего Договора ЕС, дающего органам власти Евросоюза часть полномочий национального правительства страны, а законам ЕС — статус законов Великобритании. Экономические же отношения в ЕС устроены менее стройно, чем политические, поэтому тут возможны варианты.
Brexit может помешать богатым русским управлять своими деньгами в лондонском Сити (на фото) и продолжать покупать недвижимость в престижном районе Belgravia
Фото: Александр Миридонов, Коммерсантъ
В первую очередь Великобритания может, выйдя из ЕС, вступить в договор Европейской экономической зоны (EEA). С одной стороны, это сейчас рассматривается как один из самых вероятных вариантов: в EEA входит, например, Норвегия, и это дает ей практически такой же доступ на общие рынки ЕС, что сейчас имеет любая из стран ЕС. У этого решения два специфических недостатка. Оно предполагает одновременное поддержание Великобританией "четырех свобод" ЕС — свободы движения людей, капиталов, услуг и товаров, тогда как одним из главных поводов голосовать за Brexit было желание жителей Великобритании ограничить свободу граждан ЕС (в первую очередь из Восточной Европы) жить и работать в любой точке ЕС. Второе: оно почти не снижает платежи Великобритании в бюджет ЕС, а избирателей на референдуме беспокоило в том числе и это.
С другой стороны, соглашение о зоне свободной торговли Великобритании с ЕС или даже вступление страны в таможенный союз с ЕС не решает проблемы — Лондон сейчас контролирует около 17% мирового рынка международного кредитования и является одним из двух ключевых международных финансовых центров наряду с Нью-Йорком. Финансовые услуги — это те же услуги, автоматический доступ к которым дает только членство в ЕС или EEA. Поэтому наиболее вероятным будет вступление в Европейскую ассоциацию свободной торговли (EFTA), в которой уже работают такие финансовые центры Европы, как Лихтенштейн и Швейцария — но на условиях, которые так или иначе изменят позиционирование Великобритании на мировом рынке финансовых услуг.
Причем тут русский бизнес? Он очень активно пользуется этими услугами.
Кроме того, следует учитывать, что русские прямые инвестиции в Британские Виргинские острова, довольно популярные до последнего времени (в том же 2012 году русские вложили в эти острова в восемь раз больше, чем в британские активы, и в два с половиной раза больше, чем на Кипр), также довольно часто являются вложениями людей из России, которых, впрочем, так и не научились толком отличать не только от украинцев, но и от казахов, использующих для управления своими деньгами лондонский Сити. В более или менее крупной международной сети русской транснациональной группы обыкновенно можно обнаружить подразделения в Великобритании (финансовые инвестиции, вложения в инвестфонды, услуги хедж-фондов), на Кипре, БВО или в офшорных территориях Нидерландов (управление активами и оптимизация налогов), в России (производство и экспорт — собственно, основной бизнес), в Люксембурге (банкинг, холдинговые компании), Швейцарии (банки, трейдинговые структуры) и в последнее время нередко в Сингапуре или Гонконге. Наконец, где-то имеют вид на жительство или гражданство и владельцы этого конгломерата: часто это Франция или Германия, но случаются и Израиль, и Финляндия, гораздо реже — США.Согласно развернутому отчету статистического ведомства Великобритании ONS за 2013 год, в 2012 году, последнем более или менее спокойном для мировых финансов году, резиденты России владели в стране активами примерно на £20 млрд. Это существенно меньше, чем в 2007 году, когда на пике русского интереса к Великобритании активы, принадлежащие резидентам РФ, составляли порядка £70 млрд. Есть, впрочем, некоторые нюансы, не позволяющие сколько-нибудь точно оценить объемы "русских активов в Великобритании". С одной стороны, довольно немалое число русских с 2007 по 2012 год перестали быть налоговыми резидентами в РФ и стали налоговыми резидентами либо в странах ЕС, либо в самой Великобритании — во многом отсюда и сокращение "русских" активов, отчасти ставших "европейскими" или даже точнее — "британскими".
Как несложно видеть, выход Великобритании из ЕС как минимум заставляет посмотреть на это сложное хозяйство критическим взглядом — уже сейчас российские владельцы бизнесов вынуждены в несколько раз увеличивать текущие расходы на юристов-консультантов (которые, конечно, краткосрочно сказочно обогатятся на Brexit — речь идет о деньгах на порядок больших, чем знаменитая и теперь уже изрядно забытая "проблема 2000" на стыке тысячелетий) и думать, что делать дальше. Для них Brexit — это не катастрофа, но неожиданная проблема, которая окончательно запутывает клубок русских проблем, скатывавшийся с 2012 года и теперь наконец запутавшийся окончательно.
Одна из главных проблем русского бизнеса в Великобритании, о которой начали говорить буквально на следующий день после "черной пятницы" 25 июня, даже не имеет русского названия. По-английски это passporting, в России ближайший аналог словоупотребления — производные от "паспорта сделок" при внешнеторговых операциях. В ЕС, согласно действующей директиве ЕС, под аббревиатурой MiFID, действует концепция "единой лицензии": будучи лицензировано в Великобритании как банк, биржевой брокер, а в отдельных случаях как инвестор, юрлицо не должно получать разрешение на работу в такой же роли в любой стране ЕС и может работать в них или через филиалы, или вообще дистанционно. Иными словами, банк Великобритании может продать немецкому гражданину облигации или выдать французской компании кредит, не имея прямых отношений с регуляторами Германии или Франции, главное — не нарушать европейских и местных законов в этой деятельности. Напротив, банк или инвестиционная компания из посторонней для ЕС страны (которой после Brexit вот-вот станет Великобритания) должны так или иначе иметь в этой стране ЕС подразделение для таких сделок.Довольно бессмысленно сейчас оперировать статистикой международных инвестиций 2013-2015 годов --- сначала первые аккорды мировой, а затем и российской "деофшоризации", затем инвестиционный спад в России, затем Крым и украинская война, затем девальвация рубля после двукратного обвала цен на нефть заставили все деньги в международных расчетах крупных российских холдингов совершать весьма замысловатые движения по всему земному шару, которые еще, видимо, не закончены. Несмотря на сверхвысокую скорость современных финансовых операций, даже при наличии идеального плана системная юридическая перестройка бизнеса с оборотами в сотни миллионов долларов в год — это работа с документами в десятке юрисдикций в течение нескольких месяцев. И проблема в том, что Brexit заставляет заниматься этим прямо сейчас.
Собственно, эту проблему уже начала решать половина лондонского Сити: в качестве первой реакции на только-только состоявшийся референдум сотрудникам банков и хедж-фондов начали объявлять о возможном переезде в Дублин или Дюссельдорф просто потому, что отменить такое решение можно, а вот опоздать с ним — смерти подобно. А тем более в период "крайней неопределенности" — пока непонятно, что будет с Великобританией и до какого формата сотрудничества она доторгуется с Брюсселем, лучше иметь наготове по крайней мере "заготовку" под будущую европейскую "дочку" лондонской компании.
И, наконец, все большему числу российских собственников в Европе из числа вовлеченных в финансовый бизнес (а это в первую очередь самые продвинутые и образованные собственники) будут в ближайшие недели приходить в голову примерно такие вопросы.Русские тут важны и как клиенты, и сами по себе. По крайней мере для части русских, инвестировавших в европейские активы через Лондон, с осени появляется смысл перевести часть капитала, который будет работать в ЕС, непосредственно в Европу — вернуть их при необходимости обратно в Лондон труда не составит, а инвестиции без европейского passporting — это просто чуть дороже и чуть рискованнее. Кроме того, часть собственников останется резидентами стран ЕС — если вы живете в Париже или Мюнхене, а Лондон перестает быть частью Европы, нужно задумываться о том, что придется показывать налоговым службам, если Лондон частью Европы быть перестанет. Отдельный вопрос — как будут после Brexit работать традиционные "связки" финансовых структур Великобритании, Швейцарии, Кипра и офшоров для российских собственников — скорее всего, их также придется "переделывать" из-за растущих рисков.
Хорошо, краткосрочных проблем нет, среднесрочные будут решены. Но вот что будет с Лондоном и ЕС в перспективе? Ведь именно про это шел разговор на референдуме 23 июня. Дело даже не в том, что будет финансовым центром Европы: понятно, что Великобритания останется для ЕС в той или иной форме "хабом" для инвестиций в течение минимум 10-15 лет практически при любом исходе переговоров и перестроить корпоративную структуру под новую реальность русские финансисты смогут, хотя и хватаясь за головы и кляня европейскую дороговизну. Но Brexit — это еще и повод для "русских европейцев" подумать о том, что Великобритания — самая быстро растущая экономика ЕС, а после Brexit Евросоюз наверняка пойдет по пути ускоренного строительства "Европы для всех" (а в таких государствах редко бывает комфортно крупному бизнесу). О том, что ЕС без Великобритании скорее договорится с Россией (кому-то это хорошо, кто-то от этого бежал). О том, что для Лондона не только закрывается часть возможностей, но и открываются новые — в обзоре юридической компании Anhurst, описавшей возможные проблемы банков Великобритании в связи с Brexit, прямо указывается на выдающиеся способности этой страны "переизобретать саму себя". Наконец, о том, что на Старом Свете свет клином не сошелся — можно, наконец, попробовать переехать в США.
А можно, напротив, сохранять спокойствие и смотреть, что будет с Великобританией дальше. В конце концов, если она отделяется, то, наверное, знает, как жить дальше.
