Хотя во всех новостях о перипетиях с «Брекситом» на первом плане политики, переговоры, «говорящие головы», в глубине сцены остается королева Елизавета. Предстоит ли ей сыграть ключевую роль в событиях?
Недавно оказавшийся премьер-министром Великобритании, Борис Джонсон остается в центре новостей и заверяет, что хочет добиться новой договоренности с ЕС по «Брекситу», но в случае неудачи готов и на так называемый no deal — «Брексит» без договоренности. Сделка выглядит сейчас все менее вероятной, в первую очередь из-за вопроса об ирландской границе. Новое британское правительство настаивает на исключении из договоренности «ирландского бэкстопа», то есть возможности сохранения таможенного союза или применения его правил после «Брексита». Для ЕС это ключевая позиция, ее не готовы менять, что и подтвердили переговоры Джонсона с Макроном и Меркель на прошлой неделе. Казалось бы, ситуация тупиковая. Но тут-то и возникает новый и существенный фактор – королевский.
Уравнение с неизвестным
События развиваются так, что возможность ноу-дила представляется пока самой вероятной. Это подтверждает и состав кабинета Джонсона (сплошь из радикальных жестких брекситеров), и лихорадочные меры Британии по подготовке к полному разрыву с Европой. Хотя эти последние можно толковать и как подготовку к… досрочным парламентским выборам.
Дело в том, что у консерваторов Джонсона осталось большинство всего в один голос, и перспектива падения правительства вполне реальна. Но насколько вероятна?
В оппозиции нет единства, нет и четкой позиции по «Брекситу» у главного оппонента — лейбористов (в самой партии немало сторонников выхода из Европы). К тому же они отказываются от «тактического» союза с открыто проевропейскими партиями — либерал-демократами и зелеными, так что у тех своя дилемма: поддержать или не поддержать вотум недоверия Джонсону? Не поддержать — значит оставить жестких брекситеров у власти с перспективой обвального «Брексита»; поддержать — значит, скорее всего, привести к власти неудобное для сотрудничества правительство (премьером тогда станет лидер лейбористов Джеймс Корбин) без перспективы решительного изменения политики в отношении ЕС.
Политического кризиса формально пока нет, но ситуация настолько напряженная, что близка к тому. По прогнозам, вотум недоверия будет внесен в парламент в начале сентября, и как сложится голосование, сказать трудно. В этой ситуации одни предлагают создать правительство национального единства с участием основных партий, а другие вспоминают о королевских полномочиях и предупреждают о возможности «пророгации» парламента. То есть временного прекращения его деятельности по решению монарха — при рекомендации премьер-министра.
Сам Джонсон, правда, отрицает, что рассматривает такую опцию. Но у Бориса, как известно, семь пятниц на неделе, а «Брексит» он обещал провести во что бы то ни стало, «хоть разбиться». Поэтому его оппоненты всерьез рассматривают варианты контригры на «королевском поле» — использование редкой, но действующей процедуры «всепокорнейшего прошения» (humble address), то есть челобитной от парламентариев прямо к монарху через голову премьер-министра. По сообщениям, такая челобитная готовится сейчас группой парламентариев от всех партий (включая и противников Джонсона в рядах консерваторов) для проведения законодательства, блокирующего ноу-дил — «Брексит» без договоренности. Это не просто формальный ход: королева должна отвечать на «всепокорнейшие прошения».
Будут ли действительно задействованы эти неординарные варианты, еще вопрос, но обратим внимание: в каждом возникает королева. И получается, что все вроде как сходится к ней, Елизавете II, в свои 93 года царствующей уже 67 лет и прилежно выполняющей обязанности главы государства.
Прерогативы в ассортименте
Мы привыкли относиться к современным монархиям как некоему курьезному анахронизму, фасаду для парадных церемоний и туристов. В действительности, однако, британская монархия и сегодня важный элемент государственного устройства страны. Взглянуть на королевские полномочия, понять, как они работают (или не работают) в парламентской демократии, и поучительно, и местами занятно.
Начать, наверное, нужно с того, что Елизавета — глава государства, и не только Соединенного Королевства, но и ряда стран Британского содружества, включающего Канаду, Австралию, Новую Зеландию и другие. Без ее подписи, точнее «королевского согласия» или «санкции» (Royal Assent), не вступает в силу ни один закон. Формально она также главнокомандующий вооруженных сил. А еще хранитель духовных ценностей — глава Англиканской церкви (это официальная государственная религия в стране). Кроме того, королева назначает премьер-министра и лордов — членов верхней палаты парламента. У нее, как и сотни лет назад, сохраняется «королевская прерогатива» — набор особых привилегий и полномочий, а также и юридический иммунитет. Согласно «прерогативе», в лице монарха формально сосредоточена высшая, абсолютная власть в стране. Поэтому именно королева назначает главу правительства, а уже он (она) потом правит, пользуясь этой прерогативой «напрокат», в период до следующих выборов. Так устроена здешняя демократия.
Среди других спящих полномочий-прерогатив есть множество сохранившихся с феодальных времен. Их просто никому не приходило в голову отменить. Или, по другому мнению, чтобы оградить правительство и парламент от увязания в неважном — монаршая воля раскинулась так широко, что гоняться за каждой мелочью было бы просто непрактично. К тому же некоторыми «прерогативами» англичане даже гордятся. Например, все дикие лебеди в Англии являются собственностью короны. Это повелось с ХII века, когда запеченный лебедь был «царским кушаньем» — украшением стола на пиру. Сейчас лебедей не едят, ими только любуются, но ежегодная «инвентаризация лебедей» (Swan Upping) на Темзе — большое празднество. Лебедей и лебедят отлавливают, кольцуют и снова выпускают — зрелище!
До недавнего времени оставалось в силе такое страшное преступление, как оскорбление монарха наклеиванием почтовой марки с его изображением на конверт вниз головой. Это технически приравнивалось к государственной измене, а за измену до 1998 года полагалась смертная казнь. За марку лишиться головы? Теоретически, это было возможно – закон позволял. Или вот еще, менее известная привилегия — на царь-рыбу. Черная осетровая икра, казалось бы, исконно русский деликатес, паюсная, зернистая, осетровая, белужья, стерляжья… Но остановись, гордый славянин! И в западной Европе в Средние века осетр был распространен по всем водоемам и тоже считался деликатесом только для монархов. И до наших дней сохраняется королевская прерогатива — любой осетр, выловленный в британских водах, сразу становится собственностью королевы. Да, эта курьезная прерогатива распространяется еще и на китов, дельфинов и даже черепах. Причем от кита королю положена голова, а королеве — хвост.
Но вернемся к серьезному. За века формирования неписаной британской конституции абсолютная власть монарха последовательно ограничивалась начиная с Великой хартии вольностей (Magna Carta) 1215 года и до наших дней. Важнейшим событием в ограничении власти монарха-суверена была, кстати, «оранжевая» революция 1688 года, в британской истории более известная как Славная революция, когда группа политиков-заговорщиков решила свергнуть короля-абсолютиста Якова II и пригласила на престол голландского принца Вильгельма Оранского (William of Orange). Вильгельм принял множество ограничений на королевскую власть, включая и Билль о правах, предусматривавший особые полномочия парламента и гражданские права.
С этого началось формирование современной парламентской системы. А одно из последних серьезных ограничений власти монарха произошло совсем недавно — по закону 2011 года о фиксированном сроке полномочий парламента на пять лет. Среди прочего закон формально лишил королеву прерогативы распускать парламент, когда вздумается (не ей самой, конечно, а премьер-министру). Королеву при этом обидеть не хотели — заботились о справедливости: обычная динамика политической жизни такова, что после парламентских выборов популярность правительства падает, но потом стабилизируется и начинает расти, и тогда для правящей партии возникает соблазн назначить внезапные выборы, чтобы использовать конъюнктуру. Закон с этим соблазном и борется. Как быть, если страна чуть не поровну разделилась, а в самом парламенте тупик? Тот же закон сохранил за королевой право на «пророгацию» парламента, то есть приостановку его деятельности. Это не «разгон учредилки» и не роспуск парламента для новых выборов, а именно приостановка (по процедуре — опять же по рекомендации премьера).
В случае с «Брекситом» об этом королевском полномочии вспомнили, причем довольно громко: возник призрак пророгации как оружия брекситеров.
Схема проста: «подвешиваешь» парламент до истечения последнего срока 31 октября — и получаешь полный ноу-дил «Брексит». Формально — по решению королевы!
Хитрую лазейку, правда, быстро разглядели, поднялась буря. Бывший премьер-министр Джон Мейджор даже пообещал в случае чего обжаловать в судебном порядке возможную «пророгацию». Мы, объяснял Мейджор юридическую тонкость, не можем обжаловать решение королевы, поскольку у нее прерогатива, но назначить рассмотрение законности совета премьер-министра королеве — это возможно.
Спящие полномочия
То, что «королевские прерогативы» монархом на самом деле не используются, а отданы исполнительной власти — правительству ее величества, не означает, что Елизавета не имеет прямого влияния на ход дел. У нее и ее окружения есть множество неформальных рычагов влияния, если не воздействия.
Например, возьмем такой институт, как регулярные еженедельные аудиенции премьер-министра у королевы. Премьер по давней традиции отправляется во дворец и «отчитывается за проделанную работу» перед монархом. О содержании бесед ничего не сообщается, это правило строго соблюдается, но множество политических комментаторов и беллетристов пытались в книгах, пьесах, сатирических скетчах и фильмах реконструировать, как это происходит и что и как королева говорит премьер-министру.
Представьте себя относительно молодым премьер-министром, ну, скажем, Борисом (ему 55 лет), на отчете у королевы, которая на троне дольше, чем ты на свете. И с Черчиллем так же, как с тобой, встречалась, и с Тэтчер. И Путина во время государственного визита в позолоченном экипаже по Лондону катала, принимала и Де Голля, и всех американских президентов от Эйзенхауэра до Трампа… Не говоря про всех остальных больших и малых лидеров. Говорите, что хотите, а я бы стушевался — и к любому совету суверена невольно прислушался. Вот оно, неформальное влияние!
Вспоминается недавний эпизод. В лондонском театре шла пьеса «Аудиенция», как раз драматургическая реконструкция регулярных встреч королевы с премьер-министрами на протяжении десятилетий. На сцене в главной роли Хелен Миррен (она, к слову, русского происхождения, родилась Еленой Мироновой), а на улице — фестиваль Orange Nation, мимо театра проходит группа хипарей-барабанщиков и гремят так, что артистов в зале не слышно. Миррен-Елизавета, наконец, не выдержала, сбежала со сцены как была в королевской тиаре и жемчугах, вышла к «оранжистам» и со всей монаршей повелительностью, перекрывая шум, потребовала прекратить звук барабанов. И что же? Барабанный бой тут же стих.
Представить себе, что настоящая Елизавета так же повелит что-то премьеру Борису, трудно. Но из окружения королевы все больше слухов и утечек о ее раздражении по поводу «Брексита», даже о недовольстве руководящим политическим классом.
Еще раз: вероятность того, что нынешний монарх поступит вопреки рекомендации премьер-министра, крайне мала. Нарушился бы тонкий баланс распределения ролей и полномочий в демократическом устройстве. И все же прерогатива, право на такой поступок в чрезвычайной беспрецедентной ситуации за королевой сохраняется. И все об этом помнят.
Александр Аничкин, Лондон
