Как «Брексит» и ковид привели в действие «английскую центрифугу» и чем все это может закончиться.
«Брексит» в сочетании с пандемией ковида дали в Британии совместный побочный эффект: Соединенное Королевство в составе Англии, Шотландии, Уэльса и Северной Ирландии оказалось перед близкой перспективой распада.
Это пока не стало центральной темой дискуссий в обществе, ведь страшно, помянешь — и сбудется. Но специалисты и журналисты все чаще говорят об этом как о близкой и реальной угрозе.
«Брексит» опять заходит в тупик, во всяком случае, его переговорная сторона, урегулирование новых отношений с Европой. И тем самым усиливает центробежные настроения в Шотландии и Северной Ирландии, где выход из Европейского союза отвергли на референдуме.
Как отмечает журнал New Statesman, «в Эдинбурге, Кардиффе и Белфасте нарастает гнев против намерения Джонсона оставить за собой контроль в тех областях политики, которые должны быть репатриированы из ЕС, даже в тех, которые должны были бы быть в компетенции местных администраций». Колумнистка The Guardian Сюзанн Мор обвиняет консерваторов в «мелкоанглийском» синдроме, а премьер-министра в том, что «председательствует на развале Британии во всех возможных смыслах». По иронии, разъединение с центрами власти оказалось последствием самого брекситовского лозунга «Take back control» — «Вернем себе контроль».
При чем тут ковид? В Британии самый высокий или один из самых высоких уровней смертности и заболеваемости в Европе. Централизованная система управления страной оказалась не в состоянии справиться с эпидемией, потребовавшей местных решений с местной инициативой местными средствами. Что, в свою очередь, обострило вопрос: а нужна ли британская вертикаль власти, а не лучше ли, чтобы как с ковидом, так и с другими делами все решалось на месте?
Разный подход в соседних местах одной страны иногда доходит до смешного. В Англии полный локдаун, а через речку в Уэльсе не совсем. В большом городе закрыли спортзалы, но оставили открытыми детские игровые центры. В соседнем графстве — наоборот. Борис Джонсон был с агитпоездкой на севере Англии, где правила отличаются от лондонских. Его спросили, а он запутался, не смог их назвать. А когда в пабах запретили обслуживание, если к выпивке не подается еда, по всей стране стали спорить, еда это или не еда, когда к пиву пирожок cornish pasty. Решили, что еда, если с пирожком еще и немножко салата. В Уэльсе супермаркетам запретили продажу товаров не первой необходимости. Народ спрашивает, а если электрочайник сломался, то как? Отвечают: кипятите в кастрюльке!
Но давайте посмотрим, как происходит это расползание-распад по каждой из стран, как их называют в Британии.
Ирландия на перепутье
Ирландский вопрос был главной загвоздкой с реализацией «Брексита», хотя во время кампании сторонники выхода из ЕС о нем или вообще не вспоминали, или отмахивались. Никому из брекситеров не хотелось признавать, что именно участие и Великобритании, и Ирландии (республики) в Европейском союзе стало основой соглашения Страстной пятницы в 1998 году и прекращения «смуты» — 30-летней гражданской войны в Северной Ирландии, в которой погибло 3500 человек. То, что в единой Европе исчезли границы, и для людей, и для бизнеса, это и устранило основу для конфликта — если нет границы, то нет и оснований для споров.
«Брексит» все изменил. Смотрите, какой набор факторов. Республика Ирландия остается в Европейском союзе. Северная Ирландия на референдуме 2016 года проголосовала против «Брексита» (почти 56 процентов). Британия формально вышла из ЕС 31 января этого года, но вопрос о границе с ЕС все равно никуда не делся и должен как-то решиться. Если оставаться в составе Соединенного Королевства, то тогда снова должна быть граница? Снова между севером и югом? И снова с перспективой «смуты»? Сегодня это мало кому видится как удобоваримая перспектива. Но тогда как же быть с идеей о едином и неделимом Соединенном Королевстве? Борис Джонсон долгое время отмахивался от этой проблемы как вымышленной, несуществующей. Но в итоге подписал с ЕС протокол о Северной Ирландии, по существу устанавливающий таможенную границу между основной территорией Британии и Северной Ирландией за морем, что на практике представляет собой этакий полушаг к отделению.
По протоколу граница с Европейским союзом остается прозрачной по линии Ирландия — Северная Ирландия, но с ограничением: нельзя, как раньше, беспошлинно ввозить через нее товары, поступившие с материка. Для этого таможенная граница с ЕС отнесена условно «в море», и транспорт с грузами из Англии или Шотландии должен проходить таможенный контроль по прибытии в Северную Ирландию. Это касается в первую очередь продовольствия, и супермаркеты предупреждают: если тарифы коснутся их, то придется закрываться — продукты подорожают на 40 процентов. Ясности нет, есть тревога.
Разделение Ирландии 100 лет назад, в 1921 году, было компромиссом. Север, его иногда называют Ольстер, остался в составе Соединенного Королевства, а на юге образовалась независимая Республика Ирландия.
Юнионисты Северной Ирландии говорят о дрейфе в сторону республиканского юга, но в Англии немногие осмелятся признать, что любое урегулирование вопроса о Северной Ирландии предусматривает «сдачу» этой части Соединенного Королевства югу, Республике Ирландия.
Подписанный с ЕС «североирландский протокол» по существу и есть отделение одной из «стран» — частей Соединенного Королевства, причем в пользу Европейского союза — а куда же еще? — против которого и была направлена вся эта затея с «Брекситом», затея под лозунгом «вернуть суверенитет», самим решать, что нам у себя делать.
Ковид лишь усиливает перспективу воссоединения Ирландии — власти севера ориентируются больше на меры, принимаемые Дублином, чем на решения Лондона. Решающий шаг сейчас вряд ли сделают, но, как считает профессор Уорикского университета Чарльз Тернер, вопрос об объединении может встать к 2025 году, когда начнется новый избирательный цикл.
«Отползающая» Шотландия
Следующая на очереди — Шотландия, вторая по величине страна Британии. В 2014 году шотландцы отвергли идею независимости на референдуме. Но на референдуме по «Брекситу» они проголосовали за ЕС большинством почти в две трети голосов. И сегодня эти проевропейские настроения лежат в основе изменения настроений в пользу независимости. Недавний опрос показал, что независимость поддерживают 55 процентов против 45, то есть ровно наоборот тому, с каким результатом эта идея была отвергнута шесть лет назад. На ситуацию там обратили внимание и за океаном. The Washington Post, комментируя опрос, заметила: «Это был бы в буквальном смысле развал британского государства».
Казалось бы, сколько лет прошло с самого исторического момента создания британского «Советского Союза» в 1707 году, когда Шотландия и Англия слились в единое королевство, все могло бы и утрястись. И особые привилегии сохранились, и мужики в юбках-килтах ходят. И свой парламент, и свое правительство теперь есть. Но нет, шотландский национализм, долгое время считавшийся этаким курьезом, сегодня превратился в серьезнейшую силу и на общебританском политическом пейзаже.
Как и в Ирландии, здесь тоже мотор общественному дискурсу задают отношения между «севером и югом», только юг для Шотландии — это Англия, или, как говорят местные политики, Вестминстер — лондонский парламент, не желающий в полной мере учитывать чаяния северного соседа. В Вестминстере у Шотландской национальной партии третья по численности фракция — 47 депутатов. После прошлых всеобщих выборов в декабре 2019-го от лейбористов, когда-то влиятельнейшей силы в Шотландии, остался всего один депутат, а консерваторы потеряли половину мандатов, завоеванных на предыдущих выборах.
В региональном шотландском парламенте Холируде сейчас у националистов нет большинства, это результат неудачи в 2016 году, когда сказался проигрыш на референдуме по независимости. Но через полгода, в мае 2021 года, предстоят новые выборы, и, как считают, националисты одержат решительную победу. По сегодняшним опросам и проекциям, они могут получить 58 процентов голосов и до 72 мандатов из 129, больше чем все остальные партии, вместе взятые. Если эти прогнозы оправдаются, то националисты получат уверенный мандат — снова ставить вопрос о независимости, причем с большей надеждой на победу.
Впрочем, правительство Шотландии и сейчас нередко ведет себя так, будто вопрос о независимости уже решен. А ковид только усилил перетягивание на себя «одеяла власти» между Лондоном и Эдинбургом.
Формально в ведении региональных властей находятся главным образом вопросы здравоохранения и образования плюс некоторые другие, второстепенные. Однако пандемия изменила этот баланс. Решать, какие ограничения вводить для борьбы с ковидом,— это прерогатива местных властей, включая и то, в каких границах . И вот уже несколько месяцев в Шотландии обсуждают, закрывать или не закрывать границу с Англией? Пусть охрана государственных границ — это явно прерогатива Лондона, зато охрана здоровья в границах Шотландии — это во власти Эдинбурга. В Шотландии, например, действует пять уровней ограничений в связи с ковидом, тогда как в Англии три уровня. Шотландия вводила запрет на въезд из Испании без карантина, когда в Англии его не было.
И вот первый министр Шотландии Никола Стёрджен «закрывает границу» с Англией после нового локдауна, объявленного Борисом Джонсоном с 5 ноября. Он призвал шотландцев отказаться от поездок «за границу» — в Англию. Уже само то, что ковид вмешался в вопрос о границе, а полномочия Бориса Джонсона внезапно оказались ограничены пределами Англии, говорит о многом. Джонсон пока категорически отказывается обсуждать возможность нового референдума, но надолго ли хватит этого — большой вопрос. И ковид только ускорил «отползание» Шотландии.
Тревоги Уэльса
Даже в Уэльсе, самой интегрированной с Англией «союзной республике» королевства, настроения стали меняться. И с ковидом там борются по-другому, и даже название чрезвычайного карантина придумали свое — fire-break («пожаропрерыватель»), вместо английского circuit breaker («выключатель тока»).
Для тех, кто не знает, коротко напомним историю: после столетий войн с англичанами Уэльс вошел в состав королевства в XV–XVI веках, когда в затяжной гражданской войне Алой и Белой роз в Англии победителем вышел валлийский (уэльский) аристократ Генрих Тюдор. Он разбил армию короля Ричарда III в 1485 году и сам стал королем Генрихом VII, заодно присоединив к себе и Уэльс. А формально Уэльс стал одной из стран Соединенного Королевства по Акту об унии 1801 года, но к тому времени он уже был настолько интегрирован с Англией, что на новом союзном флаге «Юнион Джек» ему не досталось своего символа. Туда вошли кресты Св. Георга (Англия), Св. Андрея (Шотландия) и Св. Патрика (Ирландия), а валлийский красный дракон остался ни с чем, хотя именно с ним шла в бой армия Тюдора.
Сейчас в Уэльсе есть свой региональный парламент Сенедд и свое правительство, но у власти — лейбористы. Этим отчасти и объясняется самостийная линия в борьбе с пандемией. Недавно произошел совсем комичный случай. В одном пограничном английском городке решили устроить кинотеатр под открытым небом, по модели забытых ныне американских drive-in — приезжаешь на машине, паркуешься перед огромным экраном, берешь попкорн, наушники и смотришь кино, не выходя из машины. Никакого тебе особого дистанцирования, ни дополнительной дезинфекции — красота! Но не тут-то было. Оказалось, что прямо по парковке, где намечали устроить drive-in, проходит граница между Англией и Уэльсом. По английским правилам такое коллективное кино разрешается, по правилам Уэльса — нет. Ладно, решили, что машинам будет разрешено собираться только с английской стороны. Но тут же выяснилось, что все туалеты расположены в Уэльсе, на другой стороне парковки. А по общебританским правилам санбезопасности без туалетов никак нельзя. Пришлось организаторам срочно заказывать портативные туалеты-кабинки.
Смех смехом, но в Уэльсе заговорили о независимости, сначала из-за неразберихи с «Брекситом», а сейчас еще больше из-за неразберихи с мерами против ковида. В Уэльсе, как и в Шотландии, своя националистическая партия «Плайд Камри» (Plaid Cymru), с опорой в основном на этнических валлийцев. Из 40 депутатов от Уэльса в Вестминстере у нее 3 депутата, а в местной ассамблее Уэльса 10 из 60. В отличие от шотландцев, в «Плайд Камри» до последнего времени существовал негласный запрет на разговоры о независимости. Но сейчас валлийские националисты не только заговорили о независимости как о политической цели, пусть и отдаленной, но и подготовили «дорожную карту» к ней. Доклад комиссии «Плайд Камри» по независимости был опубликован в сентябре этого года.
В нем говорится о возможной независимости страны или об образовании конфедерации с Англией и Шотландией. И что особенно интересно, независимый Уэльс видится националистам в составе Европейского союза, то есть их программный документ отвергает «Брексит».
Другие политические партии Уэльса расценили это как мечты и фантазии. Но динамика в Уэльсе просматривается. В этом году, еще перед началом пандемии, опрос службы YouGov дал 21 процент готовых поддержать независимость в случае референдума (даже 34 процента, если исключить тех, кто не определился или не пожелает принять участие в голосовании). Пусть это меньшинство, но результат совершенно беспрецедентный. К этому нужно добавить и самоидентификацию: если 8 из 10 жителей Уэльса считают себя британцами, то шесть из 10 (62 процента) в то же время говорят — я уэльсец. Это намного больше, чем процент этнических валлийцев в населении страны.
При чем здесь ковид? Согласно свежему исследованию службы Welsh Barometer, 62 процента опрошенных в Уэльсе считают, что региональное правительство Марка Дрейкфорда успешно справляется с пандемией, а что общебританское правительство — только 34 процента. Такая разница отражает действительно новое явление в Уэльсе — больший интерес к самостоятельности в собственных, региональных делах.
Перспектива для Хартленда
«Британская центрифуга» коснулась и самой Англии. Центробежные силы здесь проявляются в противостоянии регионов и Лондона. На словах почти все согласны, что на местах могут и должны решаться местные вопросы, но британская вестминстерская система устроена таким образом, что не может существовать без высокой степени централизации, а у премьера полномочий больше, чему у иных президентов.
Поэтому, когда в октябре разгорелся конфликт между Лондоном и мэром Большого Манчестера лейбористом Энди Бернемом по поводу компенсаций за локдаун, стало ясно — и здесь власть уползает из Лондона. Консерваторы сейчас опираются на новый набор депутатов, выигравших выборы в «красном поясе» на севере Англии, где до этого десятилетиями доминировали лейбористы. Однако, как оказалось, новые тори не очень консервативно настроены и готовы отстаивать интересы рабочего класса Северной Англии. Даже создали свою фракцию «Северная исследовательская группа», которая оказывает давление на Джонсона с целью уделять больше ресурсов северу. О независимости речи нет, это стоит отметить, чтобы подчеркнуть общую динамику.
Есть и такие, кто вообще не сомневается, что Британии приходит конец. Профессор Уорикского университета Чарльз Тернер (статья в издании Politics) так ставит вопрос: каким будет распад, балканским или чехословацким? Тернер противопоставляет мирный, «бархатный» развод Чешской Республики и Словакии в 1993 году и кровавый конфликт на развалинах Югославии в те же годы. И тут же напоминает о конфликтах в российском ближнем зарубежье, включая Карабах,— никто не хотел вреда друг другу, но либо институций для урегулирования конфликтных ситуаций не оказалось, либо политической воли не было. Сравнение с Югославией пугает, а чехословацкий вариант кажется самым вероятным. Поэтому, считает Тернер, уже сейчас нужно думать об условиях будущего развода.
А пока, пишет обозреватель The Guardian Джон Харрис, «кристально ясно только одно: пока Англия спит, накипают фундаментальные вопросы, главным из которых рано или поздно окажется судьба Соединенного Королевства».
Александр Аничкин, Лондон
