В 1962 году, находясь в Югославии, Хрущев страдает бессонницей. Он звонит по ночам своему помощнику Лебедеву, просит найти скульптора Эрнста Неизвестного, справляется, как он там. А Неизвестный в свою очередь все пытается написать вождю партии покаянное письмо, что-де все осознал, что виноват, исправлюсь. Но написанные письма рвет одно за другим. И дело тут, как признается сам скульптор, даже не в идеологии, а в органике.
Наверное, трудно в российской истории подобрать более живой пример взаимоотношений художника с властью. Оба искренне пытаются найти точки соприкосновения, послужить на благо державе, понять друг друга, наконец. Но при этом власть считает себя истиной в последней инстанции, а художник, может, и хотел бы это признать, да «органика» не позволяет.
Десятилетие Хрущева, не очень, на мой взгляд, понятое и до конца не оцененное, породило прекрасное и столь же ныне недооцененное искусство. Например, принято думать, что Хрущев боролся и громил «неофициальное» искусство, то, что впоследствии было определено как искусство диссидентское. На самом деле все было гораздо сложнее, хотя бы потому, что «неофициального», диссидентского искусства в современном понимании этого термина в конце пятидесятых — начале шестидесятых не было никакого вообще. А недовольство Хрущева было направлено прежде всего на художников «сурового стиля», порой не просто рядовых членов МОСХа, то есть «официальных художников», членов Московского отделения союза художников, но и, как в случае с Никоновым или Васнецовым, членов выставкома пресловутого юбилейного показа в Манеже. А 30-летний Попков входил в комитет по присуждению Государственных и Ленинских премий.
Многие современники Хрущева, в том числе художники, поверили в реальность и возможность перемен и с невероятным энтузиазмом откликнулись на призыв о создании нового общества и нового искусства. Не случайно многие ключевые работы «сурового стиля» написаны непосредственно в экспедициях, на крупнейших стройках страны. Молодые художники ехали в горячие точки, чтобы самим пережить, своими глазами увидеть и понять свое время и своих героев.
Перешагнув через сталинское поколение, еще, между прочим, вполне живое и вполне всесильное, они напрямую обратились к вычеркнутому при Сталине наследию 1910-х — 1920-х годов, к приемам мастеров ОСТа (Общество художников-станковистов) в особенности, ибо ощущали общность задач с гигантами, с Дейнекой и Пименовым. Не случайно на выставке 30-летия МОСХа Никонова, Андронова, Васнецова громили наравне с выставленными там же
Фальком, Древиным, Кончаловским, не учитывая различий между эпохами. В основе эстетики искусства «оттепели» — самоценность человеческой личности, выраженная живописно-изобразительными средствами. Художники «сурового стиля» отказываются от «литературности» в искусстве и обращаются к сугубо пластическим способам выражения
внутреннего духовного пространства. Они пытаются формировать себя кистью, не «проговаривая», подобно передвижникам и классикам соцреализма, сюжет, а «живописуя» его, тем самым становясь менее понятными, а потому
и более опасными для коммунистических вождей. На позициях художественного психологизма из лидеров того поколения останется, пожалуй, один Гелий Коржев. Остальные — Никонов, Андронов, Оссовский, Обросов, Васнецов — будут оперировать плакатно-обобщенными образами, линейными контурами, контрастными цветовыми полями.
Можно рассуждать и о западных влияниях, итальянского неореализма в особенности, на мастеров «сурового стиля». И тем не менее их искусство глубоко национально. Оно не просто проникнуто Россией, оно ею продиктовано. Виктор Попков, выдающийся мастер, трагически погибший в 42 года, однажды в деревне, в избе вдовы наблюдает за ее
посиделками с подругами, такими же одинокими старухами, как и она сама, становясь свидетелем горького одиночества, воспоминаний о погибших мужьях, об отобранной любви. Он так записывает в своем дневнике: «Ничего не оставалось, как тут же, лежа на полу, скомпоновать линейный эскиз будущей картины, куда вошел, кстати, весь замысел без изменения. Так родилось полотно ”Воспоминания”». Вот именно, что «ничего не оставалось», потому что Попков и его современники-художники были частью одного народа и одной судьбы, во многом определенной войной. Они чувствовали себя выразителями своего времени, хотели рассказать о себе и о нем. Они гордились своим временем. В России это редкое чувство.
Востребованность того или иного культурного явления во многом, как мне кажется, определяется трактовкой свободы в русле этого самого явления. Сразу после перестройки востребованным было искусство «неофициальное», ибо именно оно, как казалось, наиболее полно выражало свободу личности от государства или даже обстоятельств, если хотите. Но вот настает время, когда на смену свободе внешней приходит потребность в выражении свободы внутренней. И тут нельзя не вспомнить мастеров «сурового стиля» и их современников — Попкова, Андронова, Никонова, Васнецова, Гелия Коржева. Грядут их времена.
Екатерина МакДугалл
Лекция Екатерины МакДугалл «Суровые и cтильные», посвященная русскому искусству второй половины ХХ века, состоится 14 мая в 18.30 в помещении аукционного дома по адресу: MacDougall’s 30A Charles II Street.
Вход на лекцию свободный. Запись по адресу [email protected]
Аукцион русского искусства, 3 июня 2015, 10:30
Предаукционная выставка: 22 мая, 26 мая—2 июня 2015, 10:00–18:00
30A Charles II St. London SW1Y 4AE
Tel: +44-20-7389-8160
