С начала военных действий на территории Украины прошло почти четыре месяца. По данным ООН на 1 июня 2022 года, страну покинули 6,9 млн беженцев, обратно вернулись 2,1 млн. Многие общественные организации критиковали Великобританию за спонсорскую программу для украинцев. Как сообщает правительственный сайт, на 24 мая Home Office выдал 115 тыс. виз на 135 тыс. заявлений, на территорию страны въехали 60 100 граждан Украины.

«Коммерсантъ UK» собрал несколько личных историй о том, с какими сложностями в Британии сталкиваются украинские беженцы и волонтеры, которые помогают им осесть на острове.

Часть первая. Что рассказывают волонтеры

«Ощущение, что государство все сделало для галочки»

Михаил Лагодинский, сооснователь волонтерского некоммерческого стартапа ukwelcomesukraine.org, помогающего беженцам и спонсорам найти друг друга

Грамотное соединение

Наша организация занимается соединением украинских беженцев и британских спонсоров. Автоматический мэтчинг — когда люди находят друг друга в интернете — чреват конфликтами: разные культурные особенности, бытовые привычки, менталитет. Историй с негативной окраской немного, но именно они будут на слуху, потому что о них трубит пресса. Многие спонсоры считают, что если они дали ключи от дома, то на этом их миссия закончилась, а оказывается, что беженцам надо помочь обустроиться на месте. Мы проговариваем такие моменты еще до знакомства заинтересованных лиц, и некоторые спонсоры сами отказываются. И это хорошо: в управлении ожиданиями обеих сторон и заключается наша задача.

Мы настроили серьезный рабочий процесс трех отделов. Отдел по связи с украинцами (Ukrainian liaisons) обзванивает тех, кто к нам обращается, и беседует с ними. На этом этапе отпадает процентов двадцать заявок. Если люди позитивно воспринимают наши объяснения, то за дело берется следующий отдел, Sponsor liaisons: сверяются списки украинцев и спонсоров, чтобы найти подходящих друг другу людей, следом назначается видеозвонок с переводчиком-координатором, во время которого британцы показывают дом, а украинцы показывают себя. И только тогда, когда все довольны и все проблемные моменты оговорены, подключается отдел Case workers и помогает заполнить документы на визу. Оговорюсь, что это не иммиграционная помощь, а техническая и переводческая. Каждый «мэтч» занимает несколько дней, неизбежны срывы, но ежедневно мы помогаем нескольким семьям найти новый дом.

Поддержка правительства?

Сложностей много. Прежде всего это визовый процесс, у которого нет четких критериев по срокам ожидания — от нескольких дней до нескольких месяцев. Процесс подачи документов довольно непростой, и не все украинцы могут сами заполнить документы, у спонсоров тоже возникает ряд вопросов. Мы выступаем переводчиками и координаторами. Британское правительство выпустило инструкцию, где указано, что беженцам должна быть обеспечена безопасность, что необходимо ввести процедуру подачи жалоб, а также что сервисам надлежит иметь официальную регистрацию.

И вроде бы все логично, но нас это напрягает, потому что вместо того, чтобы заниматься прямой помощью людям, приходится проходить через процедуру регистрации, следить за GDPR, доказывать, что мы чисты перед законом. У меня лично к этому отношение негативное. Мы не фонд, не благотворительная организация, не просим денег, у нас нет банковского счета. Мы сообщество волонтеров, где активно задействовано около семидесяти человек. Среди нас высококлассные профессионалы — юристы, айтишники, менеджеры,— которые привыкли руководить серьезными процессами и смогли четко наладить работу стартапа. У всех есть основная работа, семьи, обязательства, все вовлечены на чистом энтузиазме. Началось все с частной инициативы — надо было вытащить друзей,— а сейчас обращаются незнакомые люди, процесс налажен, и мы можем и хотим помогать.

Основная задача — свести спонсора и беженца и помочь с документами. Все. Но бывает, что к нам обращаются и потом. По сути, по приезде беженцев ими должен заниматься муниципалитет, но опять-таки никакой централизованной системы нет, нет инструкции, куда обращаться, непонятно, кто и за что несет ответственность, в каждом графстве свои правила. Первый месяц почти никто не приезжал, все ждали визы, а сейчас поток беженцев усилился и всплыло огромное количество проблем. Люди растеряны, а местные жители далеко не всегда знают, как устроена система. Мы не собирались писать инструкции, но, поскольку люди возвращаются с вопросами, начали делать и это.

А главный вопрос — где заканчивается наша зона ответственности? Мы стараемся изо всех сил сделать так, чтобы семьи подходили друг другу, отсекаем подозрительных людей, но все равно не понимаем, за что отвечаем, а за что — нет. Правительство могло бы прийти на помощь и предложить более четкие правила, а не создавать невероятно сложный визовый процесс или придумывать конструкты из серии «зарегистрированный провайдер». По факту мы помогаем правительству осуществить их же программу на волонтерских основаниях и еще должны и отчитаться за каждый выполненный шаг. Чтобы не выглядеть подозрительно, сейчас в итоге мы тратим больше сил на юридическую часть, чем на поддержку беженцев. Создается впечатление, что все для галочки и государство саму программу сделало такой, чтобы поток беженцев иссяк. Никаких дополнительных разъяснений нет, вся информация написана общими фразами. Но мы достучались до государственных учреждений и ведем продуктивный диалог. Та сторона уже поняла, что есть недоработки, и пытается их устранять.

Красные флаги

Я слышу о конфликтах между спонсорами и беженцами, о том, что люди оказываются на улице. У нас пока таких историй не было, но даже если предположить, что один процент от прибывших останется без жилья... это сотни людей, для которых единственный легальный выход — объявлять себя бездомными и обращаться в местный муниципалитет, потому что процедуры смены спонсора нет. Вопрос: как быстро им найдут временное жилье при дефиците муниципального жилья в стране? Значит, заранее никакой стратегии построено в этом направлении не было. Это тоже недоработка?

Подозреваю, что волна иммигрантов скоро пойдет на убыль и украинцы перестанут сюда приезжать. Думаю, есть те, кто просто воспользовался ситуацией, но мы не вправе решать, можно этим людям или нельзя сюда приезжать. Если они совершеннолетние и нет серьезных красных флагов, мы помогаем. Но не работаем с теми, кто скрывает данные, не показывает профили в соцсетях или не выходит на видеозвонок. Не связываем одиноких мужчин с одинокими женщинами, смотрим, чтобы приезжающим подходило жилье, все фиксируем, а руководствуемся интуицией и жизненным опытом.

Куда дальше

В самом начале наша группа слилась с еще одной волонтерской группой, и теперь мы считаем себя единым целым, сотрудничаем с группами, которые «мэтчат» в своих районах британцев с нашими украинцами. Изначально мы не собирались заниматься бюрократией, у нас нет на это ни ресурсов, ни времени, ни нервов. Есть еще элемент выгорания: чтобы вникнуть в семейную ситуацию, приходится долго и много разговаривать с беженцами, а это эмоционально затратно. В итоге люди две-три недели работают, а потом у них истощается энергия, поэтому постоянно идет отток и приток волонтеров. Центральное ядро пока держится — двадцать профессионалов, настроивших все процессы так, чтобы получилась хорошо структурированная организация с инструкциями, по которым смогут работать другие.

«Преимущество небольших организаций в том, что они быстро реагируют в критических ситуациях на смену обстоятельств и хорошо ориентируются на местности»

Елена Лео, координатор фонда Safebow, занимающегося вывозом уязвимых людей из красных зон и их последующим сопровождением

Уязвимые в красном

Фонд родился как отклик на начало военного конфликта — нашей целью было эвакуировать уязвимые категории людей из так называемых красных зон вблизи или на территории военных действий. Преимущество небольших организаций в том, что они быстро реагируют в критических ситуациях на постоянно меняющиеся обстоятельства и хорошо ориентируются на местности. Их довольно много, они занимались вывозом людей из-под Киева, из Белой Церкви, Бучи... Часто на этом месте строится бизнес, возникают частные перевозчики: микроавтобус может стоить 6–8 тыс. евро, автобус — 15 тыс. Есть и те, кто вывозит людей бесплатно на своем автомобиле или перегоняет машины из Европы, находит местных водителей и оплачивает их работу. В любом случае это риск, потому что транспорт периодически обстреливается. Тех, кто так зарабатывает, осуждать сложно, просто концентрируешься на том, чтобы вывезти как можно больше людей, а на это нужны большие деньги, которые собираются по знакомым и через краудфандинг. Британцы откликнулись с энтузиазмом; стало понятно, что вопросы распределения денег и логистики требуют структуры, и мы официально зарегистрировали фонд.

Задача — выехать

Поезда из Украины ходили, но с расписанием и местами назначения заранее ничего не было понятно. Люди толпами размещались на вокзале и за его пределами, никому невозможно было гарантировать сидячее место — ехали в тамбурах, на полу, в коридорах, в туалетах. А представьте, что надо вывезти человека на гемодиализе? Крупные организации типа Красного Креста делают огромную работу и спасают большое количество жизней, но не успевают быстро поворачиваться, и тут на помощь приходят маленькие организации, так называемые grassroots, которые реагируют на местах.

Из больших городов первыми выезжают молодые, активные и дееспособные, а люди пожилые и с ограниченными возможностями часто остаются без поддержки. В чат волонтеров приходят сообщения о стариках, оставшихся в одиночестве, например, в пустой высотке на пятом этаже без лифта. Им сложно покинуть насиженное место. У них может не быть интернета, телефон может быть кнопочным — сложно представить, что такие люди сами обратятся в Красный Крест. Мы уговариваем их выехать, если есть родственники, перевозим к ним.

В основном люди ехали на Западную Украину и концентрировались в районе Львова. Оттуда можно перебраться в Польшу, Венгрию, но встает вопрос размещения. У многих беженцев смутное представление о том, чего они хотят, куда едут, что будет дальше. Поиск жилья становится важной частью волонтерской работы, потому что ты становишься агрегатором информации, следишь за новостями, чатами и каналами. Людей необходимо обеспечить питанием, медикаментами, убедиться, что они в безопасности. А дальше надо решать, где конечный пункт назначения и как туда добраться.

Есть беженцы, которые едут в Россию к родственникам или через Россию хотят прорваться в Европу, потому что выезды в других направлениях перекрыты. Из Херсона люди выезжали через Крым. Легальность этих перевозок непонятна. Людей везут через Россию в Грузию и страны Балтии. Фонды часто побаиваются обращаться к таким перевозчикам, особенно принимая во внимание истории в прессе о пропавших людях, о долгих досмотрах.

Приоритеты и сложности

В начале военного конфликта люди часто бежали в панике, иногда без документов. Во время выезда самая распространенная проблема — связь: не везде есть интернет, не у всех современные телефоны, садится батарея. Иногда приходится сопровождать человека чуть ли не в ручном режиме, и пересечение беженцами границы для координаторов — самая волнительная часть работы. Первостепенная наша задача — обеспечить безопасность, а следом люди сталкиваются с языковым барьером, потерей статуса в новой стране. Для интеграции важно, чтобы принималось информированное решение: как попасть в страну, какие условия она предоставляет беженцам, какие их ждут профессиональные перспективы. Мы помогаем устроиться людям на месте: кому-то оплачиваем месяц проживания, в основном в Европе, но бывает, что помогаем и найти спонсора в Великобритании. Эмиграция, особенно вынужденная,— это всегда падение уровня жизни, невозможность найти работу, которая соответствовала бы прежнему статусу. Некоторым очень сложно согласиться на пособие, и идея, что можно какое-то время ничего не делать, кажется им странной. Люди рвутся работать, хотя следовало бы просто выдохнуть, прийти в себя и начать учить язык.

Недееспособных людей вывозить всегда сложнее. Это люди на гемодиализе, на аппарате искусственного дыхания. Они в приоритете. Но ведь есть еще старики, мамы с маленькими детьми. Женщины часто не хотят уезжать без своих мужчин, а мужчин не выпускают. Это невероятно сложное эмоциональное решение. И мы являемся невольными свидетелями этих личных трагедий. Но нам с таким энтузиазмом давали деньги, что мы вывозили всех, кого могли. Пациенты могут быть в настолько тяжелом состоянии, что с ними невозможно общаться напрямую и вся коммуникация происходит через опекуна или сиделку. Труднее всего поймать лечащего врача и наладить его коммуникацию с коллегами из других стран. Момент вывоза надо тщательно спланировать. У нас есть доступ к двум полностью оборудованным машинам скорой помощи, которые готовы в любой момент приехать в любую точку Украины и вывезти человека в тяжелом состоянии, но для этого надо перевести историю болезни на другой язык, обеспечить уход, подготовить бумаги, составить план как минимум на месяц вперед.

Сложные истории у людей, которые совершили или совершают переход в женский пол из мужского. В документах чаще всего пол указан как при рождении, и трансгендеров не выпускают из страны. Те, кто выбирается, делает это на свой страх и риск. Также довольно часто наблюдаются случаи гомофобии, когда люди отказываются везти или оставлять с ночевкой геев или лесбиянок. Во Львове одна хозяйка с сайта Airbnb категорически выставляла таких людей на улицу, даже если комнаты были уже оплачены.

Медикаменты

Гуманитарная помощь, которая свободно поступает из-за границы, состоит из еды, средств гигиены и безрецептурных медикаментов. А в оккупированных городах наблюдается острая нехватка инсулина, гормона L-тироксина, антидепрессантов и психотропных препаратов, которые надо принимать ежедневно. Значит, появляется черный рынок, перекупщики и спекулянты, продающие лекарства, которые людям должны раздавать бесплатно. Бывает, что гуманитарная помощь концентрируется в одном месте и хранится про запас, а не попадает сразу к нуждающимся; иногда перекупщики ее перепродают. Не хватает инсулина, современных перевязочных материалов вроде второй кожи, плазмы для переливания крови и радаров, которые помогают находить людей под завалами.

Как все устроено

В фонде есть центральная группа координаторов, которые принимают стратегические решения, распределяют деньги и владеют основной информацией, и сокоординаторы, которые выполняют более простые задачи, а также волонтеры, которые работают на местах. Решение о выплате крупных сумм принимается голосованием. Со временем появилась система верификации волонтеров, так как им предстоит работать с личной информацией, и водителей. Мы просим людей предоставлять документы. Волонтеры выгорают, на их место приходят следующие. Но, к счастью, психологи предоставляют нам бесплатную помощь.

Каждая история беженцев нами фиксируется. Самый сложный момент — на начальном этапе установить доверительный контакт, а самый тревожный — пересечение границы. Люди часто выключают телефон и пропадают из зоны доступа. У каждого есть координатор, на каждого заводится дело, где есть все детали о родственниках, сопутствующие обстоятельства — беременность, проблемы с дыханием, диабет или что-то другое. В деле указано, куда мы везем человека, какой результат достигнут, каков статус дела — «открыто», «в процессе» или «закрыто», а еще есть статус «человек пропал», что нечасто, но, к сожалению, бывает.

«Они не знают языка, законов, растеряны и не понимают, куда бежать и за что хвататься»

Мария Баррелл, основательница благотворительной организации Ukraine Relief , помогающей беженцам обустроиться в Великобритании

Личная инициатива

Фонд был основан для оказания посильной помощи нуждающимся в продуктах питания, одежде и медикаментах. В феврале я прочитала в «Фейсбуке» пост друзей, которые пешком с детьми пересекли украинско-польскую границу. История невероятно меня тронула, я понимала, что не могу изменить ситуацию кардинально, но что-то сделать просто обязана. Первое, что пришло в голову,— организовать сбор гуманитарной помощи прямо у себя дома. Я оставила маленькое объявление в местном магазинчике, и люди стали приезжать с коробками, пакетами, предлагать помощь. Нас поддержала компания Hermes (EVRI), они взяли на себя упаковку и доставку помощи к польско-украинским границам. Сейчас у нас открыто несколько пунктов приема помощи в графстве Эссекс: на Billericay High Street и в Ramsden Bellhouse Post Office.

Просто, но непросто

Проблемы фонда несерьезные, но неожиданные. При попытке купить в Великобритании лекарства выясняется, что больше двух пачек в одни руки не дают. Неприятная история произошла в супермаркете Lidl, где нам не разрешили брать с полок большое количество продуктов, так как менеджер решила, что другим покупателям может ничего не остаться. При этом в ее представлении много — это две коробки макарон. Нас, как школьников, отчитали, и это, конечно, шокировало. Надо было, оказывается, прибегнуть к другой процедуре: обратиться к управляющему, заказать товары заранее, а нам надо было все вечером того же дня отправлять с машинами на границу.

Когда беженцы стали прибывать в Великобританию, всплыли другие проблемы. Хорошо, если люди приезжают к родственникам и те могут взять на себя основную заботу о них, но часто выясняется, что не хватает колясок, автомобильных кресел, стульчиков для младенцев, кроваток. Переезжая к спонсорам, украинцы не всегда готовы к тому, что будут жить в сельской местности, где без машины сложно. Одной девушке мы недавно помогли найти детскую коляску, потому что она живет в двух милях от автобусной остановки и ей невероятно трудно с младенцем даже из дома выйти. Жизнь в сельской части страны предполагает наличие автомобиля, а в основном приезжают молодые женщины с детьми и пенсионеры. Они практически все без машин, а это значит, ни в магазин, ни в школу, ни к врачу, ни в официальное учреждение просто так не попасть. И далеко не все спонсоры готовы возить и сопровождать своих постояльцев. Украинцы часто не знают языка, законов, растеряны и не понимают, куда бежать и за что хвататься. Мы при необходимости оплачиваем юридическое сопровождение, переводчиков, дополнительные услуги, помогаем разобраться с системой, организуем мероприятия для беженцев, для детей, покупаем или ищем нужные вещи. Стараемся знакомить людей, чтобы они не чувствовали себя в изоляции, помогаем найти работу, подать документы на пособия.

Наша задача — создать для людей местное пространство, которое бы их объединяло. Мы связываем тех, кто хочет помочь, и тех, кто нуждается в помощи.

«Те, кто продолжает смотреть и читать новости, ретравматизируются или получают травму свидетеля»

Юлия Морозова, соорганизатор фонда Life Boat, оказывающего психологическую поддержку беженцам и волонтерам

Важная поддержка

Содружество психологов и волонтеров Life Boat возникло спонтанно, как реакция на события на территории Украины: мы ринулись на помощь в приграничный лагерь для беженцев, расположившийся рядом с польским населенным пунктом Хребенне. Украинцев встречали тепло: предоставлялась и еда, и медицинское обслуживание, и даже бесплатные сим-карты, но русскоязычных волонтеров не хватало, что создавало определенные коммуникативные трудности. Также не было профессиональной психологической поддержки — я оказалась первым приехавшим специалистом,— а она жизненно необходима как выгоревшим волонтерам, так и беженцам, проживающим шок и травму от всего того, что они испытали и увидели. Человеку с ПТСР (посттравматическим стрессовым расстройством; беженцы находятся в острой травме) трудно воспринимать людей, которые постоянно сменяются. Поэтому лучше всего, когда за ним закреплен кто-то один, что объясняется эффектом импринтинга — отпечатыванием в сознании значимой фигуры, к которой возникает доверие и привязанность. Но в то же время невозможно отправлять волонтеров на границу на слишком долгий срок: они выгорают.

Было решено собрать по друзьям и знакомым деньги, чтобы оплатить другим нашим русскоговорящим волонтерам дорогу, и в итоге на протяжении двух месяцев психологи, юристы и другие неравнодушные люди приезжали помогать, поддерживать, переводить, сопровождать беженцев в получении необходимых для иммиграции документов.

Сейчас мы прошли все необходимые процедуры регистрации некоммерческой компании в Великобритании и занимаемся адаптационными программами для прибывших на остров, индивидуальной работой с травмой и ПТСР. Мы сотрудничаем с квалифицированными психологами, говорящими как на русском, так и на украинском языке, а также ведем бесплатные для всех желающих волонтеров группы поддержки, где помогаем справиться с выгоранием и восстановить ресурс. Еще мы разрабатываем предназначенную для спонсоров-британцев программу, которая способствовала бы установлению культурного взаимопонимания и минимизации конфликтных ситуаций.

Психологический эффект травмы

В нашей команде есть профессиональные психологи, которые сами проходят психотерапию и супервизию, поэтому имеют ресурс на такую непростую работу (а работа с ПТСР — минимум десять сеансов) и могут оказывать качественную помощь как волонтерам, так и беженцам. Последние, оказавшись в другой стране, сталкиваются с языковыми, юридическими, карьерными проблемами, при этом они все еще испытывают шок и апатию. Наша основная задача — сохранить для людей возможность, несмотря на трудности и препятствия, проживать жизнь с внутренней гармонией, успокоить их, дать опоры, показать перспективы.

Оказавшись в безопасном месте, человек вначале этому радуется, но потом появляется ощущение сильной усталости, апатия, стыд, чувство вины из-за отъезда, и лучше со временем ему не становится. Даже если беженцы уехали от угрозы, они все равно уязвимы, так как живут в чужих домах, в другой среде — это колоссальный стресс. Не у всех хватает знаний или образования, чтобы разобраться в местных бюрократических заморочках. Пока в Великобритании не очень хорошо организована структурированная поддержка, мало объединяющих сообществ, мероприятий для вновь прибывших.

Беженцы не могут работать и жить так, как привыкли, а значит, высока вероятность депрессии, раздражительности и агрессии. Возникают проблемы со сном и памятью, повышенная тревожность, плаксивость: до конца осознать происходящее не получается, нет чувства уверенности и принятия другой действительности. Люди все время ждут, что они скоро вернутся обратно и начнут привычную жизнь. Интересно, что состояние человека зависит даже от еды. Казалось бы, ерунда, но в Англии непривычный для украинцев рацион, а денег и возможности купить продукты и приготовить самим тоже может не быть. У человека появляется чувство неопределенности: что мне делать с жизнью? как адаптироваться? я все время жду, что уеду, и живу на паузе! Те, кто продолжает смотреть и читать новости,— а таких большинство — ретравматизируются или получают травму свидетеля: видишь ужасное, но сделать ничего не можешь.

В сложившейся непростой ситуации наша задача — дать людям возможность адаптироваться и найти новые смыслы жизни, помочь им выдерживать непрекращающийся стресс, а также справляться с последствиями ПТСР.

Часть вторая. Что рассказывают беженцы

«Ощущение, что на официальном уровне помогать здесь никто не хочет: задают странные вопросы, тянут время и совершенно в тебе не заинтересованы»

Анна, стилист, выехала из Киева с дочкой и мамой к троюродной сестре (муж, папа и брат остались там), сейчас живет у спонсоров-англичан в отдельном доме на территории поместья

Важное решение

Мы были дома в Днепре и проснулись оттого, что около четырех утра сильно бахнула балконная дверь. Я думала, заправка взорвалась, а потом прочитала в интернете, что началась война. Это был шок: непонятно ни что делать, ни куда бежать. Утром я увидела, как многие люди выходили из дома с сумками и уезжали. Но мне ехать было страшно, потому что газеты и чаты писали, что обстреливают. Дочь переписывалась в детском чате и со сверстниками вовсю обсуждала происходящее. Это так странно, когда твой девятилетний ребенок рассуждает о войне. Первое время мы при каждой сирене бежали в подвал. Утром прежде всего проводили перекличку в чатах, все ли со всеми в порядке. Новости смотреть было невыносимо, мы не верили, что попадают в мирных жителей. Люди стали массово уезжать, началась паника, было много аварий на дорогах. Многие ехали в Польшу, Болгария предлагала трехмесячное проживание в отеле с питанием. Но сидеть без дела столько времени — прямой путь в сумасшедший дом. Лично мне уезжать в неизвестность было страшнее, чем оставаться. Сначала мы перебрались за город, на ферму к друзьям. Образ жизни поменялся: мы помогали друзьям по хозяйству — я в цеху с сырами, муж там, где нужна была мужская сила, пару раз даже баранов пасли. А потом позвонила сестра из Великобритании и предложила по семейной визе приехать к ним.

Эвакуация

Мы очень быстро получили документы, но расставаться с мужем, папой, братом очень сложно было. Если бы не ребенок, я бы осталась. Мы на поезде ехали через Польшу. Люди сидели друг у друга на головах, с собой можно было брать только ручную кладь, но на момент нашего отъезда появились дополнительные поезда, где можно было ехать комфортно и с багажом. А для меня это важно, так как я с собой везла весь инструмент, без которого не смогла бы работать в другой стране по специальности. До Польши ехали очень долго, почти сорок часов, но зато приняли нас там очень тепло и радушно. Организовано все было прекрасно: места отдыха, люльки для детей, зарядные устройства, домашняя еда, туалеты, бесплатный проезд по территории страны, а Wizzair предоставляла бесплатные билеты на самолет, так что, отправляясь в Англию, мы заплатили только за багаж. Нам повезло: мы планировали, а многие же бежали как придется — без вещей, без документов, без денег.

Англия встретила не то чтобы жестко, но мы попали в запутанную ситуацию. Главное было выехать, разбираться решили на месте. План был снять квартиру, работать на дому, обеспечивать себя, но первое, с чем мы столкнулись,— нам не сдавали жилье. Моя официальная зарплата должна быть в два раза выше стоимости квартиры либо должно было быть подтверждение дохода или гарант — им готова была выступить сестра,— но тогда нам надо было заплатить за полгода вперед, что никто из нас не мог себе позволить. В итоге мы жили с сестрой и ее мужем в квартире, которая была над пабом, и жить там могла только семья управляющего, но уж никак не я с мамой и дочерью. Это было нелегально. Начальник мужа моей сестры сказал, что он закроет на это глаза, но только на месяц.

Спонсоры

Сестра смогла выйти на организации, которые помогали искать спонсоров, и в течение недели мы нашли жилье. Мы живем в гостевом домике на территории поместья. Нас приняли на полгода очень внимательные и заботливые люди, которые помогают обустраиваться. Они принесли нам садовую мебель, угощают свежим молоком. Мы не подписывали никаких документов, они ничего от государства за нас не получают, но я уверена, что все будет хорошо.

В самом начале я была в отчаянии и писала в поисках жилья везде, в том числе и в муниципалитет. Нас водили кругами, информации минимум, ничего не понятно. Общалась с ними моя сестра, сама я бы не справилась. Мы обращались к депутатам, и один из них откликнулся. В итоге заявка на муниципальную квартиру была подана в начале апреля, а в конце мая нас пригласили на встречу. Хорошо, что мы уже нашли спонсоров к этому моменту. Муниципалитет принял наше дело в работу и сказал теперь обращаться за полтора месяца до окончания спонсорской программы.

Планы на будущее

У меня был свой бизнес, клиенты, салон, семья. И я сейчас очень активно занялась работой: делаю брови и ресницы, веду страницу в «Инстаграме». По приезде я сразу обратилась в центр занятости и стала активно искать работу, но ощущение такое, что помогать здесь на официальном уровне никто не хочет: задают странные вопросы, тянут время и совершенно в тебе не заинтересованы. Теперь я оформила пособие, оформилась как самозанятая, договорилась о работе в салоне рядом с домом, но надо подтверждать сертификаты, и пока непонятно, как это делать. Для активной жизни очень не хватает языка — даже такая мелочь, как покупка сим-карты, вырастает в огромную проблему. Я смотрю программы местных колледжей — может, смогу получить дополнительную специальность. Еще меня берут в хорошую школу учить английский.

Для дочки вся эта ситуация — огромный стресс. Она очень переживает, если видит меня плачущей, очень скучает по папе. Недавно ее наконец определили в школу, и я очень надеюсь, что ей там будет хорошо.

«Я спокойна за сына, Англия для него хорошее место»

Алена, фотограф, приехала из Киева с ребенком-инвалидом к маме и ее мужу, ребенка воспитывает одна

Задача — выбраться

Я фотограф, занималась своим делом, была наработанная клиентская база, сын Никита учился в спецшколе, все было хорошо. 24 февраля мне позвонили и сказали, что началась война. Это был шок. Я живу с ребенком одна, у него редкое генетическое заболевание, требующее регулярных медицинских процедур, есть определенные ментальные и физические ограничения. Паника накрыла с головой. Я собрала тревожный чемоданчик и хотела уехать в Бородянку к родным, но мама по телефону убедила остаться в Киеве.

Квартира находится на двадцать четвертом этаже, и оставаться там небезопасно, потому что ракеты чаще всего попадают в верхние этажи. Я перебралась в квартиру подруги на шестой этаж и больше к себе не поднималась. Информация поступала из новостей. Было очень страшно, я не могла есть и не спала почти восемь суток. Мы старались оставаться в подвале и подниматься в квартиру подруги только в случае крайней необходимости: во время тревоги отключают лифты, а я не могу пользоваться лестницей с ребенком, который плохо ходит. Мне никто не помогал. А спустя некоторое время мы оказались в какой-то церкви. Выезжать на машине я очень боялась, но выхода не было. Еще до начала военных действий в стране закончилось лекарство, которое капают моему сыну, и мы пропустили три недели капельниц, а без них организм наполняют токсины, и сын плохо себя чувствует.

С двоюродной сестрой и ее детьми в день, когда объявили, что можно выезжать, мы решились и приехали на вокзал. Расписания поездов не было, людей пихали по двадцать человек в купе, ехали и в тамбуре, и на полу, и в туалетах. Мужчин не выпускали, были драки. Мы ехали стоя, и я еле выбила место, чтобы Никита сидел. Поблажек нам никаких не было, добирались ужасно. В Польше было уже проще. Наш профессор сам списался с врачом в Кракове, и через неделю Никите поставили капельницу.

Англия и местная медицина

25 марта мы сели в поезд, три недели провели в Польше, а потом самолетом перебрались в Лондон, где уже восемь лет живет мама с мужем. Они нас сразу позвали к себе, но сначала было непонятно, по какой программе подавать документы, потом — как заполнять формы. Маме муж очень помогал, даже местному депутату писал, чтобы нам поскорее выдали визы.

Мы в первый день после приезда пошли к терапевту, чтобы зарегистрироваться и получить лекарства, так как уже много процедур пропустили. Но я никак не могла понять, почему регистрация и назначение приема специалиста занимают такое огромное количество времени. Мы ждали, переводили огромное количество медицинских выписок от прежнего врача.

У сына очень редкое заболевание, и в Украине мы получали терапию на пожизненной основе. Ставить капельницу нужно раз в неделю, стоимость препарата составляет 16 тыс. долларов. Ребенок имеет массу проблем: деформация суставов, сложности с сердцем, страдают абсолютно все органы, но терапия помогает тормозить негативный эффект заболевания. Мальчик ходит плохо, но в целом сам себя обслуживает. Есть определенные интеллектуальные проблемы, поэтому, естественно, ему постоянно нужна помощь и присмотр, одного мы его не оставляем.

Внезапная проблема возникла во время первой капельницы в Англии: у Никиты прячутся вены, попасть в них непросто, и оказалось, что в больнице не было специалиста, который смог бы это сделать. Ему поставили катетер, но прокапать так и не получилось, лекарство пропало зря. Нам сказали, что раз не получается, то в ближайшее время нас капать не будут. Я была в шоке, потому что мы прошли такое количество процедур, принесли столько бумаг! Я была на грани отчаяния. Это же нарушение прав ребенка, все равно что отказать человеку с диабетом в инсулине. Но, оказывается, они не имеют права мучить ребенка и вставлять катетер повторно. В итоге мы пришли к решению поставить порт — это небольшая трубочка, которая операционным путем помещается в вену. Операцию сделали хорошо, быстро, и мы остались очень довольны. Никите назначили дополнительные обследования, и теперь медсестра приходит ставить капельницу домой. Мы абсолютно ничего не платим, наши расходы на медицину полностью покрывает государство.

Планы на будущее

Со школой пока не определились. Сыну двенадцать лет, мы ждем специалистов, которые будут подбирать подходящую для него школу. Но я спокойна за сына, Англия для него хорошее место. Огорчает, правда, что тут сложно с реабилитацией, физиотерапией и профилактическими процедурами. В Киеве у Никиты был реабилитолог, который его регулярно растягивал и держал в форме, а здесь такая поддержка стоит больших денег. Тем не менее проблемы скорее у меня. Я приехала не на пустое место, у меня тут мама, по ее рассказам я понимала, куда я еду и чего ждать от этой страны. Надо начинать новую жизнь, а все осталось там. Эмоционально это невероятно сложно. Есть проблемы с языком, но я буду учить. Планирую и хочу найти работу, которой занималась в Киеве. Все с нуля. Но думаю, что справлюсь.

«Все самое интересное начнется через полгода, когда закончатся спонсорские контракты»

Ирина Бормотова, старший консультант по трудоустройству в фонде Groundwork, помогающем беженцам и мигрантам в Великобритании 

Зона ответственности

Я уже двадцать лет работаю в фонде, который помогает прибывающим в Великобританию беженцам устроиться на месте. Мы поддерживаем мигрантов из неевропейских стран, включая сирийцев, афганцев, теперь вот украинцев. Прямо с 24 февраля я ушла с головой в происходящее — душа болит за людей. У нас хороший фандрайзинг, но на программу, которая была бы построена так, чтобы затронуть все сферы адаптации, надо порядка 800 тыс. — 1 млн фунтов. Мы уже такое делали для ищущих работу беженцев, и программа показала свою эффективность. Сейчас я стараюсь максимально подтягивать деньги и для украинцев. Их в стране уже больше 60 тыс. Через наш фонд проходит около трехсот человек, капля в море. Есть фонды с похожими задачами, особенно активно сотрудничаю с волонтерской организацией Trafalgar Girls — обмениваемся информацией и помогаем беженцам в особо трудных случаях.

Ситуация на территории Украины вызвала огромный отклик, люди были готовы помогать, появилось большее количество волонтеров, и это прекрасно. По прибытии сюда украинцы растеряны, они не понимают, куда едут, что их ждет, что нужно делать. Четких инструкций нет, единой системы нет, даже официальные службы не всегда в курсе правил и законов. Но я считаю, что помогать должны специалисты, прежде всего потому, что они несут ответственность за свои действия, получают в полиции документ о несудимости (DBS check), проходят тренинги, постоянно обучаются, так как работают с уязвимыми людьми. А сейчас уже успели расплодиться некие агенты и консультанты, которые помогают людям заполнять официальные формы за деньги. Это возмутительно! В целом волна помощи сейчас спадает, тема уходит с первых страниц газет, даже начинает появляться негатив. Зачем пишут желтые газеты, что украинка увела мужа у британки? Можно подумать, сами британки друг у друга мужей не уводят. Но все самое интересное начнется через полгода, когда закончатся спонсорские контракты.

Выставить за дверь

Система муниципального жилья перегружена. А скоро на ее плечи падет тяжелый груз, потому срок спонсорских контрактов составляет полгода и далеко не все спонсоры захотят их продлевать. Мы уже имеем, мне кажется, около двадцати процентов прибывших украинцев, которым негде жить. Когда королевство открыло двери беженцам, не было четко разработанных законодательных критериев для спонсоров, и по факту, если они выставят людей за дверь, им даже административная ответственность не угрожает. Безусловно, спонсоры должны проверяться государством, соответствовать заявленным критериям, но на деле совершенно непонятно, как эти проверки происходят. Мне недавно позвонила одна женщина и рассказала, что живет с дочкой на чердаке, куда ведет шатающаяся лестница, и они боятся лишний раз оттуда спускаться. Казалось бы, вопрос безопасности и здоровья, но муниципалитет на это закрывает глаза.

Другую семью, с четырьмя детьми, спонсор просто не встретила в аэропорту. Они афганцы, но попали сюда из Украины, и в документах у них написано, что они украинские беженцы. Я, когда дозвонилась до спонсора, спросила, почему она бросила людей. Ответ: она вытащила их с войны и на этом считает свою миссию оконченной, а дальше это уже дело муниципальных служб. В итоге миграционная служба устроила семью в гостинице рядом с аэропортом Лутон. Там индустриальный район и нет никакой инфраструктуры: ни врача, ни школ, ни садиков. По-английски в семье никто не говорит. Одна из активисток, Маша Макминн, собрала деньги и оплатила этой семье занятия английским онлайн. Но теперь надо как-то решать жилищный вопрос

Футболинг

К сожалению, не все спонсоры ведут себя адекватно, и проверить их очень трудно. Люди находят друг друга на сайтах, беженцы приезжают по спонсорской визе, а потом оказывается, что ожидания сторон не совпали. Недавно мы занимались устройством семьи из пяти человек. У них был официальный спонсор, который предоставил помещение, где жил сам, и в одно воскресенье он просто выставил жильцов на улицу — жгли много электричества. Я звонила в полицию, но полиция отказалась заниматься этим вопросом, сославшись на большую загруженность. В итоге опять-таки Маша Макминн собрала деньги, группа Trafalgar Girls сняла этим людям отель, а я несколько часов дозванивалась в out of hours council, но там мне сказали, что надо звонить в муниципалитет того района, в котором живет спонсор. Я звонила в Вулич все утро, меня футболили, никому особого дела до ситуации не было, и только когда спустя несколько часов я дозвонилась в отдел по жилищным вопросам (housing department), мне сказали, чтобы эта семья к ним приехала. Они приехали, но на месте оказалось, что их никто не ждет, никто не понимает, и я опять по телефону дистанционно решала вопрос, это длилось целый день. В конце концов муниципалитет нашел переводчика, и семью определили жить в Кент.

Иногда футболят не только государственные структуры, но и благотворительные фонды. Представьте себе, что человек обращается в благотворительный фонд в полной растерянности, ничего не понимая в местной системе, а им говорят: вы, дескать, по спонсорской программе приписаны не к нашему району, мы не можем вами заниматься. А иногда беженцев отправляют смотреть жилье в совершенно другой конец города или за город, и они тратят бешеные деньги на проезд (бывает, что и больше 100 фунтов), потому что не понимают, как тут транспортная система устроена. В общем, «футболинг пипл» происходит постоянно.

Неочевидные камни преткновения

Проблема еще не только в том, что люди оказываются на улице, но и в том, что они прикреплены к месту жительства спонсора, им это надо доказать, иначе невозможно получить 200 фунтов подъемных от государства. Дальше встает вопрос получения пособий. Срок оформления Universal Credit составляет пять недель — людям надо на что-то жить это время, а проблемы с жильем задерживают решение вопроса. Беженцы приезжают сюда либо по семейной, либо по спонсорской визе, а сейчас появилась еще и продленная виза (extended visa), потому что у многих уже закончился срок пребывания, но люди опять не всегда знают, что дальше надо подавать заявку на продление.

Часто из-за незнания нюансов беженцы теряют время. Например, они ждут оформления банковского счета в течение двух недель, а на самом деле для них есть быстрая очередь, когда все делается за сутки, но даже не все сотрудники банков об этом знают. И таких мелочей много, и ими надо плотно заниматься, что отнимает много времени. Кстати, 200 фунтов получают только те, кто живет у спонсора, а те, кто живет у своей семьи, вообще ничего не получают, что несправедливо, и уже появилась петиция за равноправие.

Монстроспонсор

Я помогаю беженцам найти работу и мотивирую их. В мои обязанности входит поиск интересных предложений, вариантов сотрудничества, программ обучения и трудоустройства. Мы предлагаем только бесплатные программы, которые оплачиваются государством или крупными партнерами, делаем подтверждение дипломов, смотрим, что для людей будет лучше, чтобы они не теряли квалификацию, а ее приобретали. Двум молодым украинкам я предложила поступить на учебу по специальности сектора гостеприимства, после окончания которой их трудоустраивают. Выбор профессий предоставляется широкий, от службы безопасности до бариста. Они были рады и рассказали об этом своему спонсору, а та устроила скандал, обвинив девушек в том, что они занимают место безработных британцев и не имеют права тратить на себя государственные деньги, а работать должны уборщицами или в пабе. И это образованная женщина, врач. Я в шоке от ситуации была, а девушки попросили найти им другого спонсора и написали жалобу в муниципалитет, которая сейчас на рассмотрении.

Где жить дальше

Сейчас в целом получить муниципальное жилье трудно, государственный фонд недвижимости и до этого был сильно лимитирован. Единственный бонус — государство выплачивает беженцам пособия. Меня, как представителя фонда, приглашают в центры занятости, и я делюсь планом действий в подобных ситуациях, так как люди просто не владеют информацией, которая нигде не систематизирована, а тонкостей много. Люди, оказавшись на улице, идут к друзьям или родственникам, но этого делать категорически нельзя, так как тогда для системы вы не бездомный человек и вам не будут помогать. Думаю, число беженцев, которым негде жить, будет только расти. Нет пока закона, способного сдерживать этот фактор. Боюсь, когда местные осознают ситуацию, они настроятся очень негативно по отношению к беженцам: неизбежно начнется ропот в духе «мы ждем по десять лет, а вы тут недавно приехавшим жилье раздаете». Желание помочь — прекрасное желание, но система показала свою несостоятельность, не смогла предусмотреть, казалось бы, очевидное.

Сейчас в целом получить муниципальное жилье трудно, государственный фонд недвижимости и до этого был сильно лимитирован. Единственный бонус — государство выплачивает беженцам пособия. Меня, как представителя фонда, приглашают в центры занятости, и я делюсь планом действий в подобных ситуациях, так как люди просто не владеют информацией, которая нигде не систематизирована, а тонкостей много. Люди, оказавшись на улице, идут к друзьям или родственникам, а этого делать категорически нельзя, так как тогда для системы вы не бездомный человек и она не будет вам помогать. Думаю, число беженцев, которым негде жить, будет только расти. Нет пока закона, способного сдержать этот фактор. Боюсь, когда местные осознают эту ситуацию, то настроятся очень негативно по отношению к беженцам: неизбежно начнется ропот, что «мы ждем по десять лет, а вы тут недавно приехавшим жилье раздаете». Желание помочь — прекрасное желание, но система показала свою несостоятельность, не смогла предусмотреть, казалось бы, очевидное.